ПОЦЕЛУЙ ФЕИ

Автор Светлана Крымова

«Жила была одна удивительная фея, которая по каким-то неведомым ей причинам была лишена своего природного волшебства. Мучимая сомнениями, не в силах сама побороть своё бессилие, она обратилась за помощью к старому магу. Но вместо ответа старик привёл её в храм иных искусств, где с незапамятных времён преподавал. Не зная иного лекарства, фея согласилась и стала одной из учениц старинного учителя.

Она вошла в класс старого мага самой взрослой из учеников, но самой свежей и жадной до знаний была она. Сначала фея много стеснялась, наблюдая за всеми, из угла, где, усердно занимаясь, превращалась в своеобразного призрака, лик коего изредка освещала добрая улыбка. Но уже через пару недель, она постепенно, но почему-то всё равно неожиданно для остальных, раскрылась.

С того момента, будто второе солнце посещало класс учителя, когда она приходила. И хотя фея ходила на занятия точно по расписанию, всегда её визит казался непредсказуемым, настолько естественен и ярок был её внутренний свет, что воспринимался всегда как должное; настолько долгими казались дни без неё…

Все ученики быстро полюбили её, и каждому нашлось место в понимающем сердце чуткой феи: самым маленьким она дарила материнскую заботу, чуть постарше — невероятное понимание их школьных проблем и каплю легчайшего смеха, а самым взрослым ученикам фея позволяла смело мечтать. Она смеялась, когда было смешно, грустила вместе с тем, кому было грустно, очень умно и понятно рассказывала, когда её просили, и внимательно вслушивалась в слова тех, кто говорил с ней. В её глазах мир был добрым и забавным, но реальный, не замечаемый почти никем. И в это было трудно поверить, почти всем. Но фея не обижалась, всё понимая.

А всем было совсем не понятно, чему пытается научиться в здании искусств та, что, казалось, сама могла научить всему любого. И старый учитель особенно строго относился к талантам молодой феи. И, несмотря на то, что она усерднее любого из учащихся понимала и знала изучаемый предмет, ей доставалось больше остальных. Чаще всех других, маг отправлял фею в магический лес в поиске самых сложно находимых бабочек. Чаще всех, она прозябала за книгами по энтомологии*, зубря все известные и не известные семейства отряда чешуекрылых. Больше остальных ей приходилось непрерывно и довольно скоро пополнять свою коллекцию бабочек. Но, ни что, казалось, не могло испортить такую добрую улыбку молодой феи!

А к одной группе учащихся она в течение учебного года привязалась в особенности. Особенно участливо фея с высоты своих лет наблюдала за устройством их будущей судьбы, призывая задуматься о будущем через настоящее. Безусловно, она была великолепным примером, вместе с которым хотелось тянуться к небу, ведь оно было так близко, когда рядом была она!

Но однажды что-то случилось. И это что-то снова была бабочка. Самое интересное, всему виной был обыкновенный довольно широко распространённый Аполлон*. Беспечно белокрылый, он, как-то раз, заманчиво совсем близко-близко подлетел к молодой фее, что ей охотнице за невиданным призрачным видом, захотелось приобрести в свою неповторимую по красоте и значению коллекцию это довольно скромное с высоты науки насекомое. Одно точное движение сачком, и желаемый Аполлон был плотно пойман в сети. Но в тот момент, когда фея полезла за морилкой*, бабочка озадачила её своим вопросом. Она спросила, зачем молодая фея ловит бабочек? В недоумении фея застыла. Да, она в действительности не знала зачем. «Для учёбы» — скромно попыталась ответить фея.

Но бабочку не удовлетворил такой ответ, ибо он не пояснят глубинной цели молодой любительницы. И, следовательно, раз она бабочка по-настоящему не нужна фее, то фея просто обязана её отпустить! Учась, каждый должен точно знать для чего и зачем он учится тому или иному предмету, в ином случае любой урок приготовленный, даже на «отлично», но без глубинного понимания, для чего он был выполнен, не имеет никакой цены — такая учёба бесполезна. Мудрость маленькой бабочки повергла в шок умную фею. А та добавила в своё оправдание, что живой она пригодится феи намного больше, чем мёртвая. И завороженная, фея отпустила маленькое, с виду, такое скромное насекомое.

В тот день из леса молодая фея вернулась очень поздно, и, подозрительно, — все её морилки были пусты. Даже старый маг был удивлён: несмотря на строгий выговор, фея продолжала, почему-то, молча радоваться чему-то. А когда она пришла домой, первым делом направилась к ящикам, где на иголочках хранились всевозможные виды, подвиды, семейства и прочие представители отряда чешуекрылых её многочисленной коллекции, бережно собираемой на протяжении многих месяцев. Но её руками руководила решительность её осознавшего сердца. Фея разбила толстые стёкла витрин и… И, о чудо! Заходящее солнце позолотило волшебством её щедрые руки, и бабочки ожили. Фея распахнула окно и отпустила всех своих коллекционных «подопечных». Таким образом, пойдя намного дальше своего учителя, молодая фея сняла своё собственное заклятие и приняла силу своих чар.

Была весна, благодатная пора последних дней солнечного мая. Оставались последние уроки в храме иных искусств. Она явилась на занятия, как и обычно, но теперь она светилась сотнями солнц, а её головку венчала корона, составленная из тел живых бабочек, главным камнем которой сиял белый Аполлон. Благодарные за свободу, жизнь и её сердечную доброту, они теперь всюду сопутствовали молодой фее, украшая её тело и платье живыми неповторимыми постоянно меняющимися узорами, слагающимися из их крыльев.

Класс был полупуст, но кто видел её в тот момент, был уверен, что видел молодую богиню, спустившуюся с небес на крыльях сотен бабочек. Лик старого мага впервые за год посетила улыбка доброй гордости. Ему больше нечему было учить молодую фею, ей надо было идти ещё дальше и ехать в город, чтобы одаривать своим даром людей. В последний раз она прощалась с учениками храма искусств, и теперь их разлука не будет измеряться лишь одной ночью. Она уезжает надолго, почти навсегда. И фея вышла на улицу. За ней выбежал один тринадцатилетний мальчик, один из тех самых близких её сердцу учеников.

Солнце было ещё ярко, но небо уже предвещало вечер. Тёплый ветер, шелестел зелёной свежей ещё не тронутой жаром лета листвой большого дерева, под ветвями которого остановились молодая фея и тот мальчик. В её глазах играл огонь кого-то желания, и она попросила его закрыть глаза. Мальчик с удовольствием повиновался. Тогда молодая фея поцеловала его. В волшебной тишине расцвёл их запретный, но такой сладостный поцелуй! Хотелось бы, чтобы те короткие мгновения длились ещё и ещё, но нет. Поцелуй феи отцвёл также внезапно, как и расцвёл на его губах. Но за время своего короткого существования, мальчик, наконец-таки, понял что-то очень-очень важное, прежде не знакомое ему. Он, было, хотел поделиться своим открытием с молодой фей, но, когда он открыл глаза, она растворилась, будто сладкий сон… Она была старше его на пять лет, и тогда, тем солнечным маем, это время безнадёжно разделяло их, делая этакую возможность пагубной и предосудительной.

Но поцелуй настоящей феи всегда благостно волшебен. И, отпечатавшись в его душе красноватым светом приближающегося лета, открыл в том юном мальчике настоящего Принца…»

В тот вечер я ему не поверил. Он был слишком пьян, поэтому его рассказ не показался мне убедительным. Но, когда через несколько лет неустанных странствий и победоносных событий, благодаря которым мы с ним (хотя, по правде, больше он, нежели я) сколотили неплохое состояние, оказались  в одном пышущем богатствами и искусствами столичном городе. Я не думал увидеть здесь ту самую фею, о которой, к слову, с того самого вечера, когда мой друг в первый и последний раз неосторожно напился, я больше ни разу не слышал.

В тот день он почему-то не переставал улыбаться, словно постоянно видел крылья белой бабочки. На все мои расспросы о его небывалой радости, он отвечал довольно просто, но не менее загадочно, чем была его улыбка. «Сам увидишь! Ты всё сам увидишь!» — не переставал повторять он, светясь, будто какой-то мальчишка.

Стояла пора молодой осени, и широкие улицы, по которым мы проезжали, были сплошь усыпаны её благодатным «золотом».

Припоминаю, мы остановились у странного многоэтажного здания, увитого пластикой раннего модерна. Все его сложные витражные ставни почему-то особенно, точно за ними скрывалась принцесса, были плотно закрыты. А на пороге, явно ожидая чего-то, толпились люди (их уж точно не смущало подобное затворничество хозяйки). Рядом была странная табличка, под стать всему этому странному месту, беззаботно гласившая «Дом Бабочек».

Помню, как центральное окно вдруг распахнулось, и в нём, усаживаясь на широкий подоконник, появилась прекрасная девушка в дивном платье и короне из живых бабочек. Находясь высоко над любопытствующими, сознательно не замечая их, она, будто богиня, преспокойно устроилась на своём своеобразном троне и, искренне наслаждаясь золотом и теплотой осеннего пейзажа, позволяла всем-всем и каждому без смущения разглядеть её «живое» платье, которое постоянно менялось, «взлетая» и «приседая». Своей красотой и легкостью «оно» вызывало у окружающих лишь чувство искреннего восторга, заставляя всех наблюдающих за этим своеобразным чудом мгновенных цветных перевоплощений безотчетно для самих себя улыбаться самыми светлыми улыбками, на кои те только были способны.

Голубые и коричневые,
Жёлтые спокойные, как охра, и дерзко лимонные,
Изумрудно зелёные и виннобордовые,
Фиолетовые и сапфирные,
Аппетитно оранжевые и ядовито бирюзовые,
Алые и чёрные,
Украшенные серебряной каймой или золотистым напылением,
Алмазные и перламутровые, бледные и насыщенные, радужно цветные,
С пейзажными или глазковыми крыльями,
И совершенно простые в красочной заливке своего крылатого тела;
Сказочно-волшебные и абсолютно земные,
Реальные и не очень,
Понятные и хорошо знакомые и совершенно не виданные,
Пришельцы с другой стороны;
Летние и осенние,
Последний раз радующие глаз в этом году,
И невероятно фантастические долгожители, последующие вслед за фей в наступающую зиму;
Большие и маленькие,
Изящные и тривиально совершенные,
Стремительные, быстрые и совсем медленные в своём полёте 
—
Невообразимо разные и оттого ещё более прекрасные,
Лёгкие и безупречные,
Как и сама природа.